Самый лучший комсомолец. Том шестой [СИ] - Павел Смолин

class="p1">И нам это хорошо — фьючерсы приносят дофига валюты, а на курс доллара нам класть — у нас в европейских валютах богатства хранятся. Ну и чуть-чуть в йенах — она еще долго будет укрепляться, равно как и британский фунт. Словом — всё ОЧЕНЬ хорошо.

— А теперь к новостям Советского Союза…

— Точно, мы же теперь СС! — захихикал я.

— Это не смешно! — обожгла меня взглядом Виталина.

— Ассоциативные ряды перестроятся в течение пяти-десяти лет, — отмахнулся я. — И упрекать меня в людоедстве нелегитимно, я с тобой в Освенцим ездил, если ты забыла, и как попугай Попка в каждом втором интервью повторяю, насколько ненавижу СС немецкий.

— Извини, — смутилась Вилка.

— Не извиняйся — это был полезный момент, — аккуратно погладил я ее по руке. — Мог бы забыться и на людях такое сморозить. Спасибо.

— Угу, — с улыбкой кивнула девушка.

—…-передовик «Имени Анастаса Микояна» получил рекордный приплод крупного рогатого скота.

— Хорошо, — оценил я новость. — Там негры бунтуют, а у нас коровки плодятся.

— Хорошо, — согласилась Виталина.

— Стахановскими темпами, с опережением графика, сдана первая очередь Волжского автомобильного завода, принятая в эксплуатацию Государственной комиссией. Рабочий коллектив взял на себя обязательство ежегодно выпускать не менее 220 тысяч автомобилей в год.

— Какие же никчемные крохи, — вздохнул я.

— С той стороны тоже уже строят, — указав на восток, напомнила Вилка.

— Строят, — согласился я. — Надо будет старшим товарищам подкинуть проблем — города у нас на повальную автомобилизацию не рассчитаны, парковочных мест и гаражей мало, и скоро это станет огромной проблемой. Пусть думают.

— Напомнить? — иронично предложила девушка.

— А и напомни! — хохотнул я. — Забыть — не забуду, но могу за другие дела «задвинуть».

Остановившись на светофоре, Вилочка сделала пометку в блокноте. Теперь — надежно! Тем временем радио пробубнило прогноз погоды — легкий снежок на завтра обещают — и диктор анонсировал интересное:

— А сейчас в нашей студии особенный гость, астроном и метеоролог Анатолий Витальевич Дьяков, чье экспериментальное метеорологическое бюро уже полгода применяет для прогнозирования погоды особую методику, выдавая исключительно точные данные. Анатолий Витальевич, здравствуйте.

— Добрый день, Степан Ильич, — раздался в ответ несколько выцветший от старости голос.

— Расскажите, пожалуйста, нашим слушателям о вашем методе.

— С огромным удовольствием. Наши прогнозы основаны на наработках начала двадцатого века, их основоположниками стали русские ученые Чижевский и Воейков. Такой подход называется гелиометеорологией. При составлении прогнозов мы с товарищами учитываем влияние активности Солнца и магнитного поля Земли на воздушные потоки.

— Это интересно, — оценил ведущий. — Я давно рассказываю гражданам о погоде, поэтому позволю себе заметить, что обычно прогнозы составляются на основе перепадов давления.

— Именно поэтому Партией было принято решение основать наше гелиометеорологическое бюро. Специальная комиссия вела статистику, сравнивая полученные традиционными методами прогнозы с нашими, и сделала вывод — гелиометеорологический метод позволяет прогнозировать погоду с гораздо большей точностью, при этом получая данные даже не на месяцы, а на годы вперед.

— Значит, традиционная метеорология уходит в прошлое? — поинтересовался диктор.

— Эксперимент продлится еще четыре года, — обломал его Дьяков.

— Скажите, а это не ваше бюро предсказало засуху, к которой так усердно готовится вся страна?

— На докладной записке Министерству сельского хозяйства, помимо меня, подписалось четыреста шесть метеорологов, — ответил астроном. — Именно после получения этой записки товарищи из ЦК КПСС и сформировали наше бюро.

— Еще одно офигенно важное и полезное дело государственного масштаба, — радостно подытожил я и подставил голову Виталине.

— Молодец! — не подвела она, погладив по волосам с теплой улыбкой.

Припарковавшись у Министерства культуры, прошли через вахту без всяких там показов документов и вошли в лифт.

— Постойте! — раздался сзади знакомый женский голос.

Заклинив двери ногой, дождался пока к нам присоединится Екатерина Алексеевна. Одета в изящный полушубок и норковую шапку, щеки с мороза красные.

— Здравствуйте! — поздоровался я с ней.

— Ой, Сережка! — обрадовалась она и почти не наклоняясь чмокнула меня в щеку. — Большой какой стал! Здравствуй, Виталинушка, — расцеловалась с девушкой. — Здравствуйте, товарищ, — поприветствовала дядю Семена.

Поздравлять «с прошедшим» не стану — мы первого числа созванивались. Нажав нужные кнопки, поехали наверх.

— Не одумались французы? — спросил я.

Фурцева покосилась на дядю Семена.

— У дяди Семена есть допуск, — успокоил ее я.

— Покажите, товарищ Семен, — велела Екатерина Алексеевна.

Немного обидно. Дядя Семен показал, и баба Катя поделилась печалью:

— Не одумались.

— Не хочу нудеть, но я предупреждал, что ничего хорошего из Франции не выйдет, — вздохнул я. — Не страна, а геополитически балансирующий между всеми подряд хаос. Товарищ де Голль умер, а этот упырь Помпиду у мамы демократ и сторонник евроинтеграции.

— А так все замечательно шло, — пригорюнилась Екатерина Алексеевна.

Зарубили ей львиную долю планировавшихся на этот год мероприятий под надуманными предлогами.

— Ну их нафиг, этих расистов-колонистов, — легонько погладил я грустную Фурцеву по спине. — У нас на Востоке вон — почти миллиард товарищей, давайте туда смотреть. Например, с китайцами совместные штуки придумывать — товарищ Бяо Конфуция и китайскую культуру уважает, в театры околофольклорные постановки вернул, мы в Хабаровске с театром договорились — привезут нам пару спектаклей о древних героях показать. Может масштабируем?

— Масштабируем, — угрюмо кивнула Фурцева.

— Та-а-ак… — осознал я ужас ситуации.

Двери лифта открылись.

— Екатерина Алексеевна, очень прошу вас поговорить со мной в моем кабинете наедине, — заявил я, взял «приемную» бабушку за руку и потащил по коридору, здороваясь с крайне удивленными таким зрелищем функционерами.

— Куда тащишь-то? — дошла до Фурцевой неправильность ситуации. — У меня работы непочатый край!

Дядя Семен открыл дверь и осмотрел кабинет на предмет угроз, не постеснявшись проверить мебель — а ну как прилепили чего под крышку стола?

— У меня тоже, Екатерина Алексеевна, — виновато улыбнулся ей я. — Но поговорить ОЧЕНЬ нужно!

— Раз уж нужно, — вздохнула она, и мы зашли в кабинет, оставив КГБ в коридоре.

Усадив бабушку на диван, сел рядом и проникновенным тоном задал вопрос:

— Екатерина Алексеевна, вы что, из этих?

— Из каких «этих»? — опасливо поежилась она.

— Из тех, кто смотрит на грёбаный Запад восхищенно открыв рот, — ответил я. — Как наши е*аные Ростроповичи!

— Не выражайся! — одернула она меня.

— Давайте я вам расскажу кое-что, — встав с дивана, я подошел к висящей на стене карте мира и ткнул пальцем во Францию. — Когда вот тут голожопые дикари бегали по лесам, обмазываясь медвежьим говном, вот тут… — указал на Китай. — Уже была империя. Древняя, бл*дь, империя, которая освоила бумагу, порох и самое главное — бюрократию, без которой государство нежизнеспособно! Здесь… — снова указал на Францию. — Нас терпеть не могут, и, если дать волю — уничтожат не задумываясь!

— Это не народ, а верхушка! — раздраженно одернула она меня и начала наливаться краской. — Ты мне что, сопляк, политинформацию проводить вздумал⁈

— Вздумал! — рявкнул я на нее в ответ. — Под ваши целования в десны с лягушатниками Родина народные деньги выделяла, и они уже освоены! А теперь, получается, канули в никуда!

— Так скажи ему, — указала пальцем в потолок. — Чтобы на пенсию меня такую дуру отправи-и-ил… — и она начала рыдать.

Довёл бабушку.

Эпилог

— Как и ожидалось — средства расходуются эффективно, — подвел я итог почти трехчасовому докладу космического академика.

— Не мне чета, — пискнула продолжившая горевать в моем кабинете Екатерина Алексеевна.

Потому что заплаканным министра на рабочем месте видеть нельзя никому, кроме очень особенных людей. Плачет, понятное дело, не потому что боится за себя, а потому что свято верила в русско-французскую дружбу и расширение культурных связей. Считай — в душу ей этот нехороший Помпиду плюнул.

— У нас — наука, у вас — культура, — утешил ее ученый. — Культура с цифрами плохо бьется. А вас в растрате обвиняют, Екатерина Алексеевна?

Потому что на его «стартовые» вопросы Фурцева ответить не смогла — рыдала в выданную мной подушечку.

— Просто мы по инерции смотрим туда, где враги и не замечаем друзей, — ответил я за нее. — Извините, Егор Львович…

— У меня своя сфера ответственности, — понятливо кивнул Советско-научный опытный долгожитель.

— Прежде чем вы уйдете, случайно не подскажите, к кому я могу обратиться для превращения полученных «Венерой-7» изменений допплеровского сигнала в понятный человеческому уху звук с целью показа по телевизору и трансляции по радио? — спросил я. — Народу будет очень интересно послушать звуки с другой планеты.

— Это ведь не звуки, — заметил Егор Львович.

— Какой ты хороший мальчик, Сереженька, — подала голос Екатерина Алексеевна.

— Это ведь мы с вами понимаем, что